14 июля т.г. Европейская комиссия представила пакет новых законодательных инициатив,
призванных обеспечить достижение цели, установленной в рамках т.н. «Зеленой сделки», а
именно сократить выбросы в атмосферу парниковых газов (ПГ) к 2030 году на 55% от
уровня 1990 г. Пакет так и называется – “Fit for 55”, а содержащиеся в нем законопроекты
(числом 15 штук) затрагивают все аспекты деятельности и сектора экономики ЕС, которые
связаны с выбросами ПГ: энергетику, промышленность, автомобильный, авиационный и
морской транспорт, сектор зданий (по-нашему ЖКХ), сельское и лесное хозяйство, схему
квотирования и торговли выбросами, энергетические налоги, индивидуальные вклады
стран в общие усилия по сокращению выбросов (effort sharing), развития инфраструктуры
альтернативного (зеленого) транспорта, требований к используемому моторному топливу и
много другое. По сути, этот пакет представляет собой целостный план трансформации
экономики и общества на принципах устойчивого низкоуглеродного развития.
СВАМ
Из всего европейского пакета отклик в России вызвал только один документ – о механизме
пограничной углеродной корректировки (Carbon border adjustment mechanism, или СВАМ),
который устанавливает порядок декларирования и оплаты импортерами углеродного следа
продукции, ввозимой на территорию Европейской экономической зоны из стран, где
выбросы ПГ регулируются недостаточно жестко или не регулируются вообще. В нем
усмотрели угрозу российскому экспорту и дружно осудили, обвинив Еврокомиссию в
протекционизме, нарушении правил ВТО и дискриминации зарубежных поставщиков. В
этом ключе высказались Министр экономического развития РФ М. Решетников, президент
РСПП А. Шохин, Ассоциация сталелитейщиков «Русская сталь» и другие.
Называют и потенциальный ущерб от этого механизма для российских компаний. Согласно
оценке KPMG, в зависимости от сценария он может составить от 6 до 50 млрд. долл. за весь
период до 2030 г. Есть и другие оценки. Так, М. Решетников утверждает, что этот механизм
представляет угрозу для российского несырьевого экспорта на сумму 7,5 млрд. долл. в год.
При этом сам этот механизм у нас называют механизмом трансграничного углеродного
регулирования или трансграничным углеродным налогом, как бы намекая на то, что ЕС
пытается с его помощью регулировать выбросы ПГ за рамками своей юрисдикции. В РСПП
прямо говорят, что «предложенный Еврокомиссией вариант пограничного углеродного
сбора во многом дублирует элементы европейской системы торговли квотами, фактически
навязывая другим странам регуляторные практики ЕС».
Между тем, ничего трансграничного, протекционистского или дискриминационного в этом
механизме нет, а его воздействие надо оценивать в пакете с другими климатическими
мерами, предложенными Еврокомиссией. Прежде всего, вместе с мерами по ужесточению
европейской схемы торговли выбросами (EU Emission Trading Scheme, или ETS), а именно:
с постепенным отказом от бесплатного распределения квот (разрешений) на выбросы ПГ в
отдельных секторах, планируемым быстрым сжатием (на 4,2% в год против 1,74% в год в
период с 2013 по 2020 гг.) общей распределяемой квоты на выбросы для обеспечения их
ускоренного сокращения и повышением цены выбросов (за последний год она повысилась
с 25 до 57 евро за тонну СО2-экв. и, как ожидается, к 2030 году поднимется до 85-90 евро за
тонну СО2-экв.), что неизбежно приведет к росту издержек европейских компаний.
Цель нового механизма – создать равные условия конкуренции на рынке для европейских
производителей, несущих издержки, связанные с регулированием выбросов ПГ, и внешних
поставщиков из стран (юрисдикций), где такого регулирования нет или оно заведомо
слабее, и предотвратить перенос в такие юрисдикции действующих в Европе производств и
потенциальных инвестиций.
Для этого на импортеров возлагается обязанность заплатить по действующей в Европе цене
за выбросы ПГ, связанные с производством импортируемой продукции, если в стране ее
происхождения нет системы регулирования, обязывающей производителей контролировать
выбросы ПГ и платить за них соразмерную цену. При этом все платежи за выбросы ПГ,
сделанные производителем, принимаются к вычету. Точно так же принимаются к вычету и
не учитываются выбросы ПГ, соответствующие количеству бесплатных квот на выбросы
ПГ, выделяемых европейским производителям аналогичной продукции.
Механизм будет внедряться постепенно, начиная с 2023 г. До конца 2025 г. предполагается
обкатать систему отчетности и собрать необходимые данные о выбросах (углеродном следе
различных видов импортируемой продукции) по разным странам и поставщикам. И лишь с
2026 г. импортеры начнут платить за выбросы ПГ, овеществленные в импортируемой
продукции, причем для начала даже не за все, а за часть, которая затем будет увеличиваться
соразмерно уменьшению бесплатных квот, выделяемых европейским производителям.
Скорее всего, европейский рынок отреагирует на все эти меры ростом цен на продукцию,
что благотворно скажется и на российских поставщиках. С другой стороны, обязанность
импортеров платить за углеродный след обернется для них дополнительными издержками,
которые они постараются переложить на поставщиков, требуя скидки и уменьшая закупки
у тех производителей, чьи выбросы ПГ выше европейских бенчмарков. Впрочем, какая-то
часть углеродных издержек импортеров также, вероятно, перейдет в цену продукции.
А значит, будут те, кто выиграет от предложенных мер, и те, кто проиграет. И как это
скажется на России в целом, еще вопрос. Все будет зависеть от российских компаний, у
которых есть три года, чтобы адаптироваться к новым европейским правилам и научиться
извлекать из них выгоду. И от российского правительства, у которого тоже есть время
подумать и предложить собственную систему регулирования выбросов ПГ для обеспечения
низкоуглеродной трансформации экономики и повышения ее конкурентоспособности в
условиях все более жестких климатических ограничений.
Три удара по ископаемому топливу
И эта задача куда важней. В конце концов, не так опасен для российского экспорта СВАМ,
как меры по сокращению выбросов ПГ, прописанные в новом климатическом пакете ЕС.
Помимо пересмотра схемы торговли выбросами, эти меры включают в себя: а) повышение
доли ВИЭ в конечном потреблении энергии (energy mix) к 2030 году до 40%, б) снижение
энергопотребления к 2030 году на 36%, в том числе за счет массовой энергоэффективной
реновации зданий в количестве до 35 млн. штук, в) повышение доли зеленого топлива в
общем объеме топлив, используемых для заправки автомобилей, авиационных и морских
судов, г) развитие сети электрических зарядных станций и сервисов по замене водородных
топливных элементов для электромобилей и д) фактическое введение с 2035 года запрета
на продажи новых автомобилей с ДВС.
Каждая из этих мер и все они, вместе взятые, означают ускоренное снижение потребления
ископаемого органического топлива, а значит, и его импорта. Дальнейшее повышение доли
ВИЭ в электроэнергетике – это удар по углю, снижение энергопотребления и реновация
зданий – по природному газу, который главным образом используется в ЕС для отопления,
зеленые новации в сфере транспорта – это прямой вызов нефтяникам, поскольку означает
снижение спроса на нефтепродукты со всеми вытекающими вроде обострения конкуренции
между поставщиками и падение цен.
Однако эта новая реальность в России еще до конца не осознана. Пока только совладелец и
вице-президент ЛУКОЙЛа Л. Федун внятно сформулировал последствия, к которым надо
готовиться: «Через 10 лет европейский энергетический рынок в том виде, в котором он
существует сейчас, начнет исчезать. Поставленные задачи выйти к 2035 году на нулевые
выбросы СО2 от автотранспорта, резко сократить выбросы на самолетах и судах приведут к
тому, что Европа не будет импортировать то количество нефти, дизельного топлива и
бензина, которое она в настоящий момент импортирует».
Точнее не скажешь. Осталось выяснить, что ЛУКОЙЛ и другие российские нефтегазовые
компании намерены делать. Ясно, что надо диверсифицироваться и декарбонизироваться.
Но не ясно, как. Правительство тоже не очень понимает, что надо делать. То распределение
средств на цели социально-экономического развития, которое оно недавно предложило, не
дает оснований для оптимизма. В качестве мер по декарбонизации экономики предложено
создание системы учета выбросов ПГ предприятиями, создание линейки промышленной
продукции для производства и применения водорода, строительство полигонов для
водородной энергетики, в том числе в арктической зоне, и мероприятия в сфере новой
атомной энергетики (ввод четырех малых плавучих атомных энергоблоков и пилотных
малых наземных АЭС), которые, как заявил премьер-министр РФ М. Мишустин, «позволят
обеспечить гарантированное снабжение изолированных регионов низкоуглеродной
энергией».
Не густо, прямо скажем. Компенсировать таким образом выпадающие доходы от экспорта
угля, нефти и природного газа вряд ли получится. И перебросить экспортные потоки угля,
нефти и газа в восточном направлении на Китай тоже вряд ли получится. Китай использует
зеленую, в том числе климатическую, повестку как шанс для переустройства экономики на
новой технологической основе и обеспечения своего экономического лидерства. Чего стоят
хотя бы планы производства в Китае как минимум 8 млн. электромобилей в год. Значит,
диверсификация должна быть не географическая, а преимущественно технологическая. И
заниматься ею надо уже сейчас.
Пока еще не поздно.